Неточные совпадения
Где? укажите — я бросаю смело перчатку — исключаю только
на время одну страну, Италию, и отмерю шаги
поля битвы, то есть не выпущу противника из статистики в
историю.
Одна мощная мысль Запада, к которой примыкает вся длинная
история его, в состоянии оплодотворить зародыши, дремлющие в патриархальном быту славянском. Артель и сельская община, раздел прибытка и раздел
полей, мирская сходка и соединение сел в волости, управляющиеся сами собой, — все это краеугольные камни,
на которых созиждется храмина нашего будущего свободно-общинного быта. Но эти краеугольные камни — все же камни… и без западной мысли наш будущий собор остался бы при одном фундаменте.
Ошибка славян состояла в том, что им кажется, что Россия имела когда-то свойственное ей развитие, затемненное разными событиями и, наконец, петербургским периодом. Россия никогда не имела этого развития и не могла иметь. То, что приходит теперь к сознанию у нас, то, что начинает мерцать в мысли, в предчувствии, то, что существовало бессознательно в крестьянской избе и
на поле, то теперь только всходит
на пажитях
истории, утучненных кровью, слезами и потом двадцати поколений.
История эта состояла в следующем: мужик пахал
поле и выпахал железный казанок (котел) с червонцами. Он тихонько принес деньги домой и зарыл в саду, не говоря никому ни слова. Но потом не утерпел и доверил тайну своей бабе, взяв с нее клятву, что она никому не расскажет. Баба, конечно, забожилась всеми внутренностями, но вынести тяжесть неразделенной тайны была не в силах. Поэтому она отправилась к попу и, когда тот разрешил ее от клятвы, выболтала все
на духу.
Потом стали толковать о каких-то «золотых грамотах», которые появлялись нивесть откуда
на дорогах, в
полях,
на заборах, будто «от самого царя», и которым верили мужики, а паны не верили, мужики осмеливались, а паны боялись… Затем грянула поразительная
история о «рогатом попе»…
— Да? непобедим, как и везде! и
на поле сражения, и
на зеленом
поле! А я с вами, генерал, когда-нибудь намерен серьезно поспорить! Переправа через Вьюлку — это, бесспорно, одно из славнейших дел новейшей военной
истории, но ошибочка с вашей стороны таки была!
История ее такова. Когда царица Анна Иоанновна приехала в Москву и остановилась в только что выстроенном дворце, где впоследствии помещался Первый кадетский корпус, то, любуясь видом
на широкое
поле, сказала...
Минута была самая решительная: она ждала своего героя, и он явился. Шубы, которыми был закрыт всеми позабытый Ахилла, зашевелясь, слетели
на пол, а сам он, босой, в узком и куцем солдатском белье, потрошил того, кто так недавно казался чертом и за кого поднялась вся эта
история, принявшая вид настоящего открытого бунта.
— А вы, батюшка учитель, сядьте-ка, да потолкуемте! Вы, я вижу, человек очень хороший и покладливый, — начал, оставшись с ним наедине, Термосесов и в пять минут заставил Варнаву рассказать себе все его горестное положение и дома и
на полях, причем не были позабыты ни мать, ни кости, ни Ахилла, ни Туберозов, при имени которого Термосесов усугубил все свое внимание; потом рассказана была и недавнишняя утренняя военная
история дьякона с комиссаром Данилкой.
Когда воротился Посулов и привёз большой короб книг, Кожемякин почувствовал большую радость и тотчас, аккуратно разрезав все новые книги, сложил их
на полу около стола в две высокие стопы, а первый том «
Истории» Соловьёва положил
на стол, открыв начальную страницу, и долго ходил мимо стола, оттягивая удовольствие.
Входит горничная, очень модно одетая, и подает Лидии счет: та показывает ей рукой
на мужа. Горничная подает счет Василькову: тот, пробежав его, кивает головой
на жену и продолжает стучать
на счетах. Горничная опять подает счет Лидии, та берет его и небрежно бросает
на пол. Горничная уходит. Входит Андрей с двумя счетами; повторяется точно та же
история. Андрей уходит. Входит Василий с десятком счетов и подает их Василькову.
Татьяна. Какая наивная… смешная ты,
Поля! А меня — раздражает вся эта
история! Не было такой девушки! И усадьбы, и реки, и луны — ничего такого не было! Всё это выдумано. И всегда в книгах описывают жизнь не такой, какая она
на самом деле… у нас, у тебя, например…
Я уже знаю, что Василий Семенов еще недавно — шесть лет тому назад — был тоже рабочим, пекарем, сошелся с женою своего хозяина, старухой, научил ее извести пьяницу-мужа мышьяком и забрал все дело его в свои руки, а ее — бьет и до того запугал, что она готова, как мышь, жить под
полом, лишь бы не попадаться
на глаза ему. Мне рассказали эту
историю просто, как очень обычное, — даже зависти к удачнику я не уловил в рассказе.
Только
на полу среди мальчиков-низальщиков ясно звучит тонкий, свежий голосок одиннадцатилетнего Яшки Артюхова, человека курносого и шепелявого; все время он, то хмурясь и делая страшное лицо, то смеясь, возбужденно рассказывает какие-то невероятные
истории о попадье, которая из ревности облила свою дочь-невесту керосином и зажгла ее, о том, как ловят и бьют конокрадов, о домовых и колдунах, ведьмах и русалках.
Рассказчик кончил. Слушатели еще молчали, но, наконец, один из них откашлянулся и заметил, что в
истории этой все объяснимо, и сны Михайлицы, и видение, которое ей примерещилось впросонье, и падение ангела, которого забеглая кошка или собака
на пол столкнула, и смерть Левонтия, который болел еще ранее встречи с Памвою, объяснимы и все случайные совпадения слов говорящего какими-то загадками Памвы.
—
Историю Иоанны неаполитанской,
на полях которой написано рукою мерзавца: Она! она!
Скажем несколько слов об этом историческом памятнике и древней святыне первопрестольной столицы. Новодевичий монастырь находится
на Девичьем
поле,
на берегу Москвы-реки, против Воробьевых гор. Он был основан в 1524 году великим князем Василием Иоанновичем, в память знаменательного в нашей
истории события — взятия Смоленска и присоединения его к Российской державе.
Мы убеждены, что и настоящее отступление русской армии будет занесено
на страницы мировой военной
истории, как пример выдающейся тактики в колониальной войне, каковой несомненно является для России война с Японией
на полях Маньчжурии.
Будет то время, а может быть, и ныне есть, когда по поводу сего не единым человеком вспомнится старая
история о реалистах-хозяевах, истребивших
на землях своих всех пернатых, дабы они вишни напрасно не съели, а впоследствии лишившихся за то всех
полей от ничтожной тли и мошки.
Той порой по всему королевству, по всем корчмам, постоялым дворам поползли слухи, разговоры, бабьи наговоры, что, мол, такая
история с королевой приключилась — вся кругом начисто золотом обросла, одни пятки мясные наружу торчат. Известно, но не бывает
поля без ржи, слухов без лжи. Сидел в одной такой корчме проходящий солдат 18-го пехотного Вологодского полка, первой роты барабанщик. Домой
на побывку шел, приустал, каблуки посбил, в корчму зашел винцом поразвлечься.
Но вдруг в 1812-м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем без новых сражений не Россия перестала существовать, а перестала существовать 600-тысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты
на правила
истории, сказать, что
поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, — невозможно.